Расставание с эпохой социального безмолвия

Бачинин В.

Расставание с эпохой социального безмолвия

«Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», принятые в 2000 г., явились решительным прорывом в область острых социальных вопросов. Однако, тяжелое византистское наследие имперского и советского прошлого и тут дало знать о себе, наложив на эту концепцию печать внутренней противоречивости. Игумен Вениамин (Новик), обстоятельно проанализировавший текст концепции (См.: Вениамин (Новик), игумен. Анализ 1 – 5 глав «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви» // Социс. 2002, №4), указал на пространный ряд социальных реалий и социологических категорий, хотя и представленных в тексте, но не прошедших через процедуру богословского осмысления и не получивших соответствующей христианской интерпретации. Он обнаружил ряд существенных недостатков, присущих как содержанию социальной концепции РПЦ, так и той текстуальной форме, в которую она была облачена. Перечислим некоторые из них.
1. Отсутствие вводной части, которая необходима по той причине, что целесообразность создания социальной доктрины очевидна далеко не для всех.
2. Нет ссылок на работы русских религиозных философов XIX – XX вв., вклад которых в христианское осмысление реалий социальной жизни весьма велик.
3. В документе отсутствует богословски мотивированная концепция ответственности христианина перед обществом.
4. Отсутствует осмысление сути социально ориентированной этики, касающейся трудовых и проч. отношений.
5. Несостоятельна мысль о предпочтительности моноконфессиональности российского общества. Данное обстоятельство указывает на глубокий архаизм мышления авторов текста социальной доктрины.
6. Не прописаны принципы социального поведения Церкви в многонациональном и поликонфессиональном государстве, а также нормы ее отношения к проблемам инакомыслия и инаковерия.
7. Отсутствуют темы христианского универсализма, общего блага и общечеловеческих ценностей.
8. Несостоятельно использование понятия «христианского патриотизма». Касательно этого термина о. Вениамин замечает: «Ни патриарх Гермоген, ни прот. Иоанн Кронштадтский, высказывания которых приводятся в документе, не употребляли такого сочетания. Чего нет в Евангелии, так это патриотизма. Самому Христу предъявляют обвинения в подрыве обороноспособности Израиля: «если оставим Его так, то все уверуют в Него, - и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом» (Ин. 11, 48). П. Я. Чаадаеву дорого обошлась фраза: «Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное – это любовь к истине». Об этом много писал В. С. Соловьев, за что его усердно шельмовали в патриотической прессе» (Указ. соч. С. 70).
9. Присутствие в позиции авторов доктрины инерции осознания себя в качестве представителей «государственной церкви», нежелание сжигать мосты, соединявшие Церковь с государством на протяжении столетий.
10. Отсутствие раздела о христианском понимании гражданского общества. У РПЦ нет отчетливых представлений о том, что такое гражданское общество и каким образом ей следует строить отношения с ним. «Интересно отметить, - пишет о. Вениамин, - что в Конституции РФ также не говорится о гражданском обществе. Можно предположить, что авторы ОСК [«Основ социальной концепции» - В. Б.] решили не опережать ее. Но вероятнее всего, богословски осмысленной концепции гражданского общества у РПЦ просто нет. Как нет, кстати говоря, ее и у государства» (Там же. С. 70).
К этим суждения православного автора следует добавить, что современное гражданское общество – это социальное и духовное пространство «свободной межконфессиональной конкуренции». Свобода здесь предполагает состязательность, которая, в свою очередь, требует особых качеств, в том числе активности, энергии, творческой изобретательности и т. д. Примечательно, что РПЦ в своей евангелизационной деятельности таких качеств не демонстрирует. Зная за собой эту слабость, она, зато, прибегает к запрещенному приему – использует «административный ресурс» государства. Но это заставляет ее поступаться многими важными вещами и в первую очередь правом духовного водительства в российском младогражданском обществе, которое в таковом чрезвычайно нуждается. Таким образом, отсутствие здоровых, конструктивных контактов РПЦ с становящимся гражданским обществом отзывается равнодушием ее иерархов к самому понятию гражданского общества.
11. Отсутствие понятия правового государства и, соответственно, отсутствие отчетливо выраженного отношения РПЦ к нему и к проблемам его построения.
12. Отсутствие серьезной богословской интерпретации концепта прав человека. При упоминании о них правовой подход смешивается с этическим и в конечном счете подменяется морализаторством.
13. Очевидна концептуальная несогласованность отдельных частей текста доктрины.
14. В главе о социальной нормативности («Христианская этика и светское право») просматривается ностальгия по дисциплинарно-юридической регламентации всех аспектов жизни человека в обществе. Традиционное общество, не знающее проблемы прав личности, предстает как нечто, более предпочтительное, чем общество современное.
15. Нет осуждения тоталитарного режима, от которого сама Церковь жестоко пострадала.
16. Отрицается принцип свободы совести, а значит и веротерпимости.
Отмечая этот серьезный недостаток доктрины, о. Вениамин сетует и негодует: «Что нашло на соборных отцов рубежа II - III тысячелетий? Какой дух? Думается, не Святой, ибо там, где «Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3, 17). Казалось бы, все Православие основано на Св. Предании. Многие православные утверждают, что Православие и есть Св. Предание. Не может быть, чтобы высокопреосвященные архиереи его не знали. Отрицание принципа свободы совести в ОСК не подкреплено ни одной ссылкой на свв. отцов. Знать-то они его знают, но, похоже, здесь действует другой, совсем не евангельский фактор. Православие в течение большей части своей истории существовало в условиях империи, как указывалось, являлось государственной религией, пользовалось определенными привилегиями. Отсюда почти автоматически следовала необходимость борьбы со всевозможными «еретиками». Причем борьбы не только путем убеждения, но и принуждения с помощью государства. Ортодоксальные христиане с принятием христианства как государственной религии из гонимых превратились в гонителей». РПЦ, - продолжает о. Вениамин, - психологически остается в имперском прошлом, когда у нее существовала монополия в религиозной сфере, а каждый русский обязан был быть православным… Другой причиной неприятия архиереями принципа свободы совести является то историческое обстоятельство, что за свободу совести боролись не христианские церкви большинства, а религиозные меньшинства (секты), люди вообще нецерковные, в общем – всяческие «не наши» (Там же. С. 72 - 73).
Другой христианский автор, К. Н. Костюк, также отмечает ряд упущений в социальном учении РПЦ: «Печально, - пишет он, - что в социальной концепции не удается встретить определения таких исходных понятий, как общество, социально-экономическое развитие, рыночная экономика и т. д. Между общими богословскими определениями и частными этическими нормами, между ветхозаветными представлениями и вполне современными оценками часто не оказывается надлежащего связующего звена. Какие-то вопросы изъясняются весьма подробно, какие-то социально-этические проблемы, составляющие сегодня предмет горячих дискуссий, полностью упущены, например, проблемы производства и продажи оружия, использования атомной энергии, коррупции» (Костюк К. Н. Возникновение социальной доктрины Русской православной церкви // Общественные науки и современность. 2001, № 6. С. 119).
Среди критических замечаний, направленных в адрес «Основ социальной концепции» было немало таких, которые следует отнести скорее к казусам, чем к серьезной критике. Так, например, высказывалось суждение о том, будто «потаенную богословскую основу» текста документа составляет учение католического мыслителя П. Тейяра де Шардена, пытавшегося соединить христианство с эволюционизмом (Холмогоров Е.).
Все отмеченные недостатки социальной концепции РПЦ позволяют заключить, что ее соборному разуму предстоит еще большая работа по созданию развернутого, полноценного социального учения, которое отвечало бы требованиям современности, и в котором были бы отчетливо прописаны все важнейшие аспекты пребывания и функционирования Церкви в политическом, правовом и моральном пространстве XXI столетия.